На краю света

Опера Австралии, чьим домом является знаменитый на весь мир своей архитектурой Сиднейский оперный театр, открыла в январе новый сезон – совсем не в привычное для большинства оперных театров Европы и Северной Америки время.

Но никакого сюрприза в этом нет. Австралия, находящаяся в южном полушарии, живёт совершенно в другом сезонно-климатическом ритме, чем почти весь остальной мир (за исключением Южной Америки и Южной Африки). Сейчас здесь в самом разгаре жаркое лето, и театральный сезон также находится в противофазе к тому, к чему привыкли в северном полушарии: в южном он совпадает с календарным годом, начинается в январе и завершается в декабре – недолгий пересменок только на Рождество и празднование Нового года.

Опера Австралии – не единственное оперное предприятие на пятом континенте, но, безусловно, самое знаменитое, самое мощное по своим ресурсам. Компания базируется в Сиднее, но «отвечает» за оперный сезон по всей стране – в Мельбурне, втором по величине городе континента, компания играет столько же спектаклей в сезон, как и в Сиднее, кроме того регулярно выступает в Брисбене, Аделаиде, Перте, на Золотом берегу: туры по стране – обычное дело для этого коллектива. Согласно официальной статистике, Опера Австралии даёт за сезон около 600 спектаклей на разных площадках, при этом оставаясь исключительно «певческим» предприятием: самостоятельной балетной труппы в структуре театра нет, и в репертуаре балеты отсутствуют вовсе.

Экзотическая архитектура Сиднейского театра хорошо известна – творение датчанина Йорна Уотзона является одни из символов не только города, но и всей Австралии. Несколько светлых раковин-парусов, образующий огромный комплекс на берегу Сиднейской бухты, предназначены для различных целей – в одной из малых расположился ресторан «Беннелонг», в той, что побольше, – драматический театр, в самой большой – концертный зал. Удивительно, но под собственно оперный театр отведена лишь вторая по величине «раковина» - именно здесь идут музыкальные спектакли, а сам зал в 2010 году получил имя великой уроженки Австралии сопрано Джоан Сазерленд (1926 – 2010). Насколько интересным и необычным является внешний облик всего комплекса, настолько же будничными и непримечательными оказались интерьеры сооружения: деревянные и фанерные панели производят весьма унылое впечатление, доминирующий чёрный цвет изрядно угнетает, зал театра имени Сазерленд кажется небольшим и душным, хотя с комфортом и вентиляцией на самом деле здесь всё в порядке и никаких проблем с удобством публика многоярусного зала не испытывает. Сцена небольшая и неглубокая, зато оркестровая яма глубока словно шахта – ни оркестрантов, ни даже дирижёра не видно совершенно, и поющие артисты ориентируются исключительно на установленные повсеместно мониторы.

Репертуарный мейнстрим Оперы Австралии, выступающей регулярно в течение сезона всё же преимущественно в двух крупнейших мегаполисах континента – Сиднее и Мельбурне – это наипопулярнейшая итальянская и французская классика, самые расхожие названия, плюс Моцарт и немного опять же популярной оперетты и мюзикла. Лишь изредка этот джентльменский набор разбавляется чем-то более раритетным, и наверно, это правильно – как же обойтись без (как говорят с лёгким налётом снобизма немцы) «железного репертуара», особенно, если оперная традиция в твоей стране не столь уж глубока, а ты являешься по большому счёту ее единственным носителем? Культуртрегерская роль Оперы Австралии велика и вытекает напрямую из её статуса – главной оперной компании островной федерации.

Ровно двести лет назад состоялась премьера одной из наиболее удачных, искромётных комических опер Джоаккино Россини «Турок в Италии», и теперь она впервые поставлена и в далёкой стране кенгуру и эму (именно эти две твари красуются на государственном гербе Австралийского Союза). Опера Россини – приятное своей раритетностью исключение в афише театра; помимо неё автору этих строк довелось познакомиться с последним шедевром Моцарта, одного из наиболее часто исполняемых здесь композиторов.

Dominica Matthews, Sian Pendry и Jane Ede
Dominica Matthews, Sian Pendry и Jane Ede (помощницы Царицы ночи)

«Волшебная флейта» Джули Теймор – спектакль родом из нью-йоркской «Метрополитен», перенесённый на сиднейскую сцену Мэтью Барклаем. Он явно ориентирован на детскую аудиторию, поскольку изобилует визуальными эффектами, призванными удивить именно маленьких зрителей: гигантские птицы с ярким оперением, окружающие Папагено, не менее циклопические медведи, пугающие его и принца Тамино, столь же внушительный бумажный змей-дракон – все эти компоненты настраивают на сказку. Именно так и прочитана опера Моцарта – не как философское иносказание, не как притча о чём-то глубоком и космическом – нет: опера выдержана в эстетике мультипликации, но мультипликации не сегодняшнего дня, изобилующей компьютерными ухищрениями, а ещё старой, традиционной, можно сказать классической. Художник Георгий Цыпин предлагает публике совершенно узнаваемые для неё образы: принц – японский самурай, одетый в яркое, праздничное кимоно, птицелов – точь-в-точь так любимый детворой черепашка-ниндзя, три дамы – мрачные африканские маски, Зарастро – золочёный китайский император, Царица ночи – инопланетянка. Эти импульсы попадают точно в цель: радость узнавания сопровождает публику весь спектакль, но эта мешанина образов из копилки сегодняшнего масскульта сплавлена гармонично, не вызывает неприятия, не смотрится только эксплуатацией очевидного и потаканием широким вкусам. Нет, на сцене по-настоящему интересно и увлекательно. Всё действие разворачивается вокруг и внутри стеклянной конструкции, оборачивающейся благодаря поворотному кругу к публике разными сторонами – благодаря этому спектаклю придан настоящий кинематографический динамизм, когда смена декораций не требует практически никакого времени, действие развивается стремительно, неудержимо.

Kanen Breen (Monostatos) и Taryn Fiebig (Pamina)
Kanen Breen (Monostatos) и Taryn Fiebig (Pamina)

В музыкальном плане «Флейта» сильно адаптирована для подрастающего поколения, значительно упрощена. Например, совсем нет увертюры – опера начинается сразу с погони змея за Тамино; и далее купюр по тексту хватает, хотя, конечно, все самые важные, ударные, хитовые номера звучат. Акустика в мрачноватом зале театра Сазерленд очень приличная, более того, изрядно заглублённая оркестровая яма делает свое дело – даже самые мощные оркестровые тутти звучат мягко и пастельно, а певцам попросту не с кем сражаться – голоса летят свободно и отлично слышны, причем каждый нюанс, каждая модуляция. Голоса настолько оказываются на первом плане, что совершенно затмевают собой работу оркестра, от нее остаётся лишь впечатление корректного, добротного аккомпанемента (дирижёр – Энтони Легге).

Taryn Fiebig (Pamina) и Andrew Jones (Papageno)
Taryn Fiebig (Pamina) и Andrew Jones (Papageno)

Поют и говорят в моцартовском зингшпиле по-английски, что ещё более помогает установить контакт с аудиторией: публика не испытывает никаких проблем с проникновением в суть происходящего на сцене. Состав певцов интересен, некоторые даже приносят истинное удовольствие меломанскому уху. Например, мягкий и звучный, шоколадный бас негритянского исполнителя Морриса Робинсона создаёт исключительный по своей значимости образ мудрого волшебника Зарастро. Красивый, тембрально богатый баритон у Эндрю Джонса – Папагено. Исключительным вокальным мастерством, проникновенными пиано, совсем не формальным, с большим отношением пением порадовала Тарин Фибиг в партии Памины. Редкой гармонией отличалось трио помощниц Царицы ночи – Джейн Ид, Сиан Пендри и Доминика Мэтьюз составили превосходный ансамбль.

Но есть исполнители и послабее. Милица Илич точна в воспроизведении рулад Царицы ночи, но её голос слишком уж «канареечный», не сильный, не острый – таким звуком живописать зло, рок, тёмные силы очень сложно, в голове постоянно вертится хрестоматийное «станиславское» «не верю»: повелительница тьмы получается какой-то кукольной, смешной, совсем не страшной. Приятный тенор Джона Лонгмуира в целом годится для партии Тамино, но есть в нём едва уловимый эстрадный налёт – слишком много вальяжности в звуке, слишком много открытых нот, в особенности в верхнем регистре. Впрочем, для формата этого спектакля, в котором всё-таки присутствует изрядный привкус детского утренника, эти недостатки не кажутся чем-то страшным.

Morris Robinson (Sarastro)
Morris Robinson (Sarastro)

«Турок в Италии» - пожалуй, главный проект Оперы Австралии в этом сезоне – именно этой опере отданы лучшие постановочные силы и впечатляющий бюджет: это оригинальная постановка австралийского театра, полностью собственное производство. Режиссёр Саймон Филипс и художница Габриэла Тылесова оставляют шедевр Россини в Италии, но меняют хронологические рамки: перед нами счастливые 1950-е, десятилетие радостного осознания послевоенной Европы себя вне ужасов мировой войны. Всё здесь ярко, празднично, зажигательно – люди больше не хотят умирать и страдать, они хотят дышать полной грудью, веселиться и развлекаться. Феерическая россиниевская комедия, весьма фривольная по содержанию, в чем-то схожая с моцартовской «Так поступают все», но где эротическое начало и дух адюльтера обострены в гораздо большей степени, даёт для этого массу поводов. Неаполитанское побережье усеяно красивыми девушками в купальниках и их кавалерами, демонстрирующими залу разную степень несовершенств своих фигур – хор Оперы Австралии практически всю оперу пребывает на сцене в исподнем. Декорация просто кричит яркостью цветового решения – представляет собой подобие приморского курортного отеля, дорогого, фешенебельного, способного обеспечить своим обитателям «все тридцать три удовольствия».

Удовольствие – вот главная тема спектакля: каждый в нём стремится получить свою порцию наслаждений. Это до предела эротичная Фиорилла, заметно напоминающая самую сексуальную звезду Голливуда всех времён несравненную Аву Гарднер; это «мачо до мозга костей» Селим – знойный азиат, прибывший за самыми немыслимыми развлечениями на фривольную неаполитанскую ривьеру; это «тайный эротоман», мало что могущий, но всё ещё вожделеющий удовольствий престарелый супруг Фиориллы Джеронио; наконец, это и молодой аппетитный воздыхатель Фиориллы Нарчизо – красавчик, не столь брутальный, как Селим, но бесконечно привлекательный и столь же активно алкающий наслаждений. Из всей компании лишь переодетая клоунессой беглая цыганка Зайда (поскольку она скрывается по сюжету от Селима, то вынуждена перемещаться в составе бродячей цирковой труппы) по-настоящему жаждет иного – любви, а не удовольствий.

Как следствие – спектакль напоен эротикой: число шуток «ниже пояса» зашкаливает, хотя, формально, границы вкуса нигде не нарушены и ничего непристойного на сцене нет. Скорее, это тонкая (или временами не очень) игра на нервах у публики – вот-вот покажут что-то уж совсем в стиле журнала «Плейбой», но каждый раз чуть-чуть не дожимают и окошко вуайеризма не отворяется. Как известно, ожидание события частенько ярче и интересней самого события, а предвкушение – значимей потребления. Создатели спектакля это хорошо понимают и таким образом держат зал в напряжении все три часа, что длится опера.

А опера по-настоящему превосходна: всё лучшее, что есть у кудесника мелодии Россини, с избытком, щедро рассыпано в этой партитуре – яркие, голосоломные арии, филигранные ансамбли, общий высокий градус музыки – концентрация оперных «красивостей» на такт партитуры чрезвычайно высока. Дирижёру Андреа Молино удаётся представить всю эту красоту очень выразительно, подать выгодно, запоминающеся. Тонкая нюансировка, безусловное внимание к вокалистам, умение «нагнетать» динамическое напряжение в ключевых сценах (фирменный приём Россини – но его нужно умело воплотить, и у дирижёра это получается) – всё это подвластно маэстро и его подопечным. Уровень оркестровой игры инструментального коллектива Оперы Австралии очень высок – виртуозностью плетения музыкальных кружев, не побоюсь такого сравнения, работа оркестрантов и Молино напомнила феерические достижения гуру россинианства маэстро Дзедды. Столь же высоко может быть оценён и хор (хормейстер Энтони Хант) – голоса красивые, гибкие, податливые.

В вокальном наполнении премьеры удач гораздо больше, чем недостатков. К последним можно отнести Лучано Ботельо – смазливого молодого тенора, к сожалению, плохо владеющего верхним регистром, столь важным у россиниевского исполнителя. Конэл Коад в целом справляется с возрастной ролью-партией Джеронио, хотя элементы вокального увядания местами уж слишком очевидны. Остальные же исполнители вызывают прилив настоящего энтузиазма.

В первую очередь это касается Эммы Мэтьюс – Фиориллы. Нет, она не вторая Сазерленд, по которой в Австралии продолжают ностальгировать, что вполне естественно. Но это, безусловно, звезда, вокал которой может быть не столь безупречен, но партию и роль ей вполне можно зачесть в актив. Эмма Мэтьюс обладает привлекательной внешностью и приятным голосом, особенно красивым на середине, и впечатляюще владеет верхним регистром и колоратурой, что для партии Фиориллы совершенно необходимо. Голос Мэтьюс чистый и ровный, она никогда не прибегает к стилистически непригодным мелодраматическим эффектам. Мэтьюс соблюдает каждый нюанс, исполняет все украшения: на крайних верхних нотах её голос способен, словно танцуя, легко и непринуждённо выпевать сложные украшения и трели – она как балерина, ступающая на пуантах, убеждает этим утончённым вокальным рисунком, настоящей эквилибристикой, в жизнерадостности и неукротимой энергетике своей героини. Её Фиорилла – живая, огненная, страстная, словом, настоящая женщина.

Великолепную пару ей составляет маститый Паоло Бордонья (Селим): его стилистически безупречное россиниевское пение подкреплено харизмой большого актёра. Он чувствует себя в стихии комической оперы абсолютно органично, а голос его – красив и интересен. Центральная пара просто захватывает в плен своей игрой и слаженностью пения – столь совершенное воплощение замысла Россини не часто можно встретить и в куда более знаменитых оперных центрах Европы и Америки.

Мягкое, с элегическим окрасом меццо у Анны Доусли – Зайды, она прекрасно владеет своим голосом и соответствует образу покинутой возлюбленной. Сочный баритон Сэмюэла Дандаса (поэт Просдочимо) также виртуозен, чувствует себя в россиниевской стилистике как рыба в воде. Оба исполнителя молоды и симпатичны, им удаётся по достоинству оттенить главную пару интриги, создав прекрасный ансамбль.

В целом «Турок в Италии» Австралийской Оперы оставляет исключительно приятное послевкусие. Вместе с моцартовской «Флейтой» - также спектаклей радостным, энергетически ярким, живым, он свидетельствует о творческом здоровье, театрально-музыкальном благополучии знаменитого театра на другом конце света.

Александр МАТУСЕВИЧ, «Новости музыки NEWSmuz.com»

Быстрый поиск: