Ковент-Гарден. «Пиковая дама» - и привлекает, и отталкивает

Премьера новой, возможно, чрезвычайно амбициозной постановки «Пиковой дамы» норвежского режиссера Стефана Герхайма (Stefan Herheim) прошла в Ковент-Гардене при полном аншлаге.

Это поистине грандиозная постановка, в которой режиссер пытается ответить на непростые вопросы о природе творчества, ищет параллели между искусством и жизнью. Главный герой его «Пиковой дамы» - сам Чайковский. Да, сам великий русский композитор и его… неудовлетворенные желания и мечты.

Лиза - Ева-Мария Уэстбрук
Лиза - Ева-Мария Уэстбрук

Стефан Герхайм достиг пика своей артистической карьеры в 2008 году с оперой «Парсифаль в Байрейте, но вопрос, насколько его творения совершенны с художественной точки зрения, – спорны! Хотя однозначно, этот художник привлекает к себе интерес и внимание зрителя. Уже хотя бы тем, например, что ему удалось вместить в «Парсифаль» чуть ли не всю историю Германии. Такой же эпохальный исторический экскурс, включая Гулаг, можно найти в его постановке «Евгения Онегина».

«Пиковая дама» в этой интерпретации появилась впервые в Амстердаме в 2016 году, и повторюсь, это все о нем, о Чайковском, роль которого исполнил Владимир Стоянов. Впрочем, болгарский баритон также и поет! Но только князя Елецкого.

Лондон нетрадиционной сексуальностью не удивить, тут мы – впереди планеты всей. А потому акцент на том, что Чайковский был гомосексуалом (о чем так или иначе просачивались слухи даже в той стране, где такого явления не существовало), никого не удивил, но нетрадиционная ориентация некоторых из его героев (Германа и Полины) - это уже исключительно новаторское, режиссерское.

Открылся занавес, и нашему взору предстала блистательная, великолепная гранд-зала в доме графини - дизайн сцены Филиппа Фурхофера (Philipp Fürhofer). Wow! - едва не сорвалось с моих уст, однако – оно, это слово, сорвалось-таки: бессознательно и с абсолютно противоположным восхищению оттенком! «Наше всё» сам Чайковский поднялся с колен перед кем-то сидящим в глубоком кресле (оно стоит спинкой к зрителям), подобострастно целуя волосатую руку. Секундой позже с кресла резко поднялся мужлан, на наших глазах застегнул ширинку, а затем бесцеремонно вырвал из рук композитора пачку денег, рассмеявшись напоследок дерзким вызывающим смехом. Все! Неудовлетворённые «мечты» великого композитора – сбылись. Здесь и сейчас, прямо на сцене. И тут же композитор, обеспокоенный чувством вины за свою гомосексуальность, или наоборот, вдохновленный, с головой погружается в работу над оперой о неудовлетворенной любви и одержимых азартных играх. Действие на сцене уже идет, но «Пиковая дама» все еще не началась.

Надо признать, что режиссером проделана огромная исследовательская работа, проштудированы дневники и письма композитора, биографии Чайковского разных авторов, просмакованы все возможные сплетни… Так что многие действия, на которые намекает в постановке режиссёр, на самом деле имели место быть. Но отражает ли эта автобиографичность непростую судьбу создателя? Мне немного грустно, что все эти исследования привели только к одному – последовательному, на протяжении всего этого затянувшего оперного действия, возвращению, повторению и обсасыванию одного и тоже момента - сексуальной ориентации композитора. Хотя, признаюсь, спектакль Герхайма, что называется, выстроен, периодически увлекает своим захватывающим театральным размахом. Декорации - удачны, а освещение сцены в определённые моменты вызывает просто-таки ребячий восторг (дизайнер Бернд Пуркрабек, Bernd Purkrabek).

Но вернемся к образу Чайковского – роли бессловесной, изъясняющегося на языке жестов, что на фоне других поющих героев, выглядит по меньшей мере странно. Зато он много жестикулируют, пафосно играет на пианино, нервно записывает ноты, которые, созданные им же герои вырывают - с каким-то остервенением - из его рук; дирижирует созданной им же музыкой. Хотя несравненный маэстро Антонио Паппано и оркестр Королевской оперой прекрасно справились с этой задачей сами, и, пожалуй, именно от них, музыкантов и дирижера, пришло наибольшее удовольствие от целого вечера.

Чайковский (Владимир Стоянов ) и чайковские...
Чайковский (Владимир Стоянов ) и чайковские...

На самой же сцене было иногда бестолково, часто шумно и очень многолюдно, - периодически число Чайковских в абсолютно одинаковых сюртуках, графинь в черных платьях и - в светло-серых тонах Лиз увеличивалось до размера, к счастью, слаженного хора.

Герман - Александр Антоненко
Герман - Александр Антоненко

Александр Антоненко, как Герман, удивил только однажды - в момент, когда он узнал историю трех карт. Его глаза ожили, засверкали безумной одержимостью. Уж не знаю, как им/ему удалось такое, но это меня лично эта визуальная перемена человека весьма впечатлила, в отличие от его вокального исполнения. Кстати, тот неряшливо одетый незнакомец из кресла в начале первого акта и минутная роль императрицы Екатерины Великой в конце второго акта во время петербургского бала - это все он, Александр. Убедительные драматические данные!

В сверкании люстр и канделябров, спускающихся хрустальных подвесок торжественно звучит оркестр, а хор поет «Славься, нежная к нам Мать! Виват!», Чайковского сзади пытается обнять сама «императрица»...
В сверкании люстр и канделябров, спускающихся хрустальных подвесок торжественно звучит оркестр, а хор поет «Славься, нежная к нам Мать! Виват!», Чайковского сзади пытается обнять сама «императрица»...

Эпизод, когда в сверкании люстр и канделябров и спускающихся хрустальных подвесок торжественно звучит оркестр, а хор (взрослый и детский) поет «Славься, нежная к нам Мать! Виват!», Чайковского сзади пытается обнять сама «императрица», оказавшаяся на самом деле тем самым из кресла неопрятным мужчиной-проститутом, снова издевательски рассмеявшимся над Чайковским... Этот эпизод оставил странное впечатление. Контраст: восторженность – смятение работает. Я не вижу в этом какого-то смысла, кроме того, чтобы поднять зрителя торжественно высоко-высоко, а затем опустить его низко-низко – что ж, это тоже дано не каждому.

Графиня (Фелисити Палмер)
Графиня (Фелисити Палмер)

Графиня 75-летней меццо-сопрано Фелисити Палмер была убедительна. Лиза в исполнении Евы-Марии Уэстбрук (Eva-Maria Westbroek) на вполне приличном русском поет историю с огромной болью, она искренна, трогательно, как ангел, и она – обречена, она предчувствует свой конец. Вняв мольбам Германа, полюбив его, она без раздумий готова бежать с ним, но с ним происходит другая метаморфоза: от любви он переметнулся в другую крайность, и уже Графиня, хранящая тайну трех карт, и символизирующая для него богатство, владеет его умом.

Анна Горячева (слева) и Владимир Стоянов
Анна Горячева (слева) и Владимир Стоянов

Джон Лундгрен - могущественный граф Томский. Также в постановке были задействована меццо-сопрано Анна Горячева в роли Полины, и не только (вы узнаете ее на одном из снимков).

Людмила ЯБЛОКОВА
Фото: Tristram Kenton / ROH

Быстрый поиск: