Он уехал в Швецию до так называемой горбачевской перестройки. Тем не менее, это – талантливый музыкант – пианист и композитор, и в этом есть все основания убедиться. Спустя несколько исторических эпох он планирует приехать в начале ноября с двумя концертами. Он очень востребован, только за полтора месяца Олег Леонидович побывает с концертами в Таллине, Лондоне, Москве и Осло. И это лишь небольшая часть его творческой жизни...

Олег Гоцкозик

Сейчас о его многогранном творчестве в нашей стране напоминает лишь виниловая пластинка «Восточная сюита», осевшая в архивах студии грамзаписи «Мелодия», да и воспоминания об этой работе других ее участников. Один из них – саксофонист, ветеран отечественного джазового движения Константин Добровольский ту запись вспоминает так: «Записали мы «Восточную сюиту» очень быстро, и тут же «Голос Америки» ее поставил в эфир. Затем она вышла на виниле тиражом в 32 тысячи экземпляров и ее мгновенно смели с прилавков. Следом допечатали еще 10 тысяч. Нам заплатили по 60 рублей каждому за то чудо, которое мы сотворили за какие-то три дня. Пластинка была невероятной! Ее автор - композитор Олег Гоцкозик, талантливый парень, специально изучал узбекскую музыку, чтобы сделать обработки нашего фольклора в cтиле джаза. Позднее он уехал в Швецию, окончил New England Conservatory в Бостоне (США), и вновь вернулся в Стокгольм».

Эту музыкальную работу «Восточную сюиту» вспоминает и ее автор. «Об этом случае я узнал, уже находясь в Швеции. О моей «Восточной сюите», записанной и выпущенной по инициативе фирмы «Мелодия», была помещена довольно обширная статья в книге «Советский джаз». Статья содержала обстоятельный разбор произведения, включая музыкальный анализ, нотные примеры и сведения об исполнителях. В статье не было одной достаточно существенной детали – имени автора. Видимо, так зарождался новый жанр – музыка без автора».

Нынешняя профессиональная жизнь композитора, пианиста, педагога Олега Гоцкозика не хуже и не лучше, чем была. Она просто стала другой. Иногда ему приятно повспоминать о своем советском прошлом, хотя прошло уже столько лет, что настоящее его волнует гораздо больше.

В прошлом веке, во времена Советского Союза он рос в Ташкенте, в семидесятые закончил с отличием Ташкентскую консерваторию по классу фортепиано. В то время столица Узбекистана была в числе культурно развитых европейских городов страны. Именно в Ташкент во время Великой Отечественной войны съехалось большое количество интеллигенции из Москвы, Ленинграда и многих других городов страны, а после нашей победы многие так и остались там жить. Поступив в специальную музыкальную школу имени Успенского, Олегу посчастливилось учиться в классе Тамары Афанасьевны Попович, а позже закончить консерваторию в классе Татьяны Исаевны Контуашвили. У Тамары Афанасьевны была своя методика преподавания, благодаря которой её ученики быстро достигали высокого технического уровня, многие из них стали лауреатами различных международных конкурсов. Одним из них оказался и Олег. Еще в пору учебы в консерватории, его пригласили возглавить Оркестр Радио и Телевидения Узбекистана. И Гоцкозик согласился.

- Многие композиторы, в том числе преподаватели консерватории, приносили мне свои сочинения, и я делал аранжировки для записи оркестром радио. Более восьмидесяти процентов музыкальной продукции радиокомитета были записаны нашим оркестром. В 1976 году я решил продолжить учёбу на факультете композиции. Поскольку первый диплом у меня был с отличием и экзамен по специальности был мною также сдан на отлично, по действовавшим тогда правилам я автоматически попадал в студенты. Но моя судьба распорядилась по другому. Не стоит пересказывать все перипетии тех лет, скажу сразу, что хоть я и набрал проходной бал, по рекомендации особых «внутренних» органов не был принят на этот факультет.

- Что же вы натворили?

- Ничего особенного. Просто работал в Госкомитете по радиовещанию и телевидению, который являл собой «переднюю линию идеологического фронта». Нас относились к категории «работников культурного фронта» и своей деятельностью мы были призваны противостоять «тлетворному влиянию западной идеологии и морали». Поэтому многие, в том числе и я, оказывались в поле пристального внимания органов безопасности.

Один моих самых близких друзей - Петя Гутман, покинул страну одним из первых, уехав в 1967 году в Израиль, а через несколько лет, женившись на шведской пианистке, переехал в Стокгольм. В Израиле он поменял свое имя, став Дэвидом Бартовым. Мы были дружны со школьных лет. Как правило, после занятий мы заходили в школьную библиотеку за нотами и шли ко мне домой, где играли часами. Петя был одим из самых ярких скрипачей нашей школы. После его отъезда, мы никогда не прерывали контактов, даже когда мне это настоятельно рекомендовали сделать. А было это так: через некоторое время после моего поступления на радио, меня вызвали на собеседование представители органов безопасности. Среди прочего, мне настоятельно рекомендовали прекратить с Дэвидом Бартовым все контакты, которые считались несовместимыми с родом моей деятельности. На это я ответил, что несмотря на то, что я не разделяю некоторых его взглядов Бартова, считаю его своим близким другом и дружбой этой дорожу. И наша переписка продолжалась.

Всё это не оставалось без последствий. К оркестру радио был приставлен специальный человек - майор КГБ, курировавший радиокомитет. Знакомство с ним произошло неожиданно для меня. Однажды в консерватории я был вызван к ректору. В приёмной меня ожидал незнакомый мне человек. Он предложил выйти, чтобы поговорить в более непринуждённой обстановке. На улице он представился, показав удостоверение майора КГБ. Он подчеркнул – моё мнение для него было «особенно важным», поскольку по роду своей работы знал обо мне, как о человеке «ответственном и хорошо справлявшимся со своими обязанностями как студента, так и дирижера радио» и потому мог мне доверять. К концу беседы он назначил новую встречу: «Олег Леонидович, давайте встретимся с вами еще раз и поговорим подробнее, а вы пока присмотритесь – слухи о наличии националистически настроенных группировок нас беспокоят». В качестве места встречи дал мне адрес квартиры на первом этаже жилого дома в центре города. Что было странно. При этом предупредил: «Прежде чем заходить – посмотрите на окно справа от подъезда. Если в окне увидите газетку - заходите». Если газетки не будет – встреча отменяется». Это удивило меня еще больше. Я ответил, что не имею ничего против открытой встречи и разговора. Но конспиративность предложенной формы кажется мне очень странной и поэтому общение при подобных обстоятельствах для меня будет сложным. Думаю, что этого инцидента мне уже не простили. Скорее всего в этом нужно искать причину, по которой я оказался в «чёрном списке» при попытке поступления на композиторский факультет.

- Как развивались события дальше?

- Мои контакты с Дэвидом продолжались. Он, организовав мне поездку в Вену, попросил меня выслать свою фотографию паспортного формата. Я выслал, а когда мы позже встретились в Вене, он повёл меня в шведское посольство, где, к моему великому удивлению, мне выдали шведский паспорт, на который я даже не подавал заявления! Эта история – наверное единственная в своем роде. Так началась жизнь в скандинавской стране.

- Получается, что выбор за вас сделал ваш друг? Как-то странно это выглядит.

- Из Советского Союза уехать было невозможно. Без помощи извне ничего нельзя было сделать.

- А самому–то хотелось?

- Конечно. И мой друг мне в этом очень помог. Сначала я переехал с родной сестрой.

- Как этот выбор восприняла ваша семья?

- Потом мы с Риммой всю нашу семью вызвали в Швецию, так и оказались опять все вместе.

- После этого вы появлялись на родине?

- Мне выдали шведский паспорт, а там было написано, что этот документ дает право ездить куда угодно, кроме СССР. Эта была страна, где за мою безопасность никто не смог бы обеспечить, опасения были связаны «с особой политической ситуацией». Поэтому в Советский Союз я приехал впервые ровно через десять лет, в 1989 году. Это был визит в Москву. А в 1993 я приехал в гости в Ташкент. Но к этому времени Узбекистан отделился и стал самостоятельной страной. После появился лайнер «Анна Каренина», он ходил по маршруту Стокгольм – Санкт-Петербург. Можно было просто купить билет и отправиться в двухдневную поездку, без всяких виз. Однажды я ездил все с тем же Петей, что посодействовал моему переезду, позже со своей женой и маленькой дочкой. Тогда была такая возможность. А потом этот корабль был арестован, это случилось в начале девяностых. Когда лайнер очередной раз пришел в порт Стокгольма, команда «Анны Карениной» обратился в профсоюз шведских корабельщиков за помощью, им полгода не выплачивали зарплату. И корабль остановили в порту. С ультиматумом. Но время шло, денег никто не платил и корабль перешел в собственность шведов. Деталей и юридических тонкостей этого дела я, к сожалению, не знаю. Но сегодня этот лайнер называется «Таллин» и ходит в Эстонию.

- Часто ли вы ездили в Москву?

- Как только начался развал Советского Союза, стали разваливаться все творческие организации. И по этой линии, а я тогда работал в Правлении Союза композиторов Швеции, несколько раз ездил в Союз композиторов России. У меня было совершенно четко сформулированное задание. Я должен был разобраться в сложившейся ситуации и, поскольку у наших союзов были дружественные отношения, то необходимо было знать, с кем в этой ситуации нужно общаться. А союз раскололся на несколько фракций, которые друг друга не признавали. Вот и ездил я по линии Союза, встречался с людьми, даже был на заседании Союза, на различных семинарах. Потом меня приглашали в Москву на фестивали современной музыки, в Минск во времена СССР, и затем в Украину в 2003 году.

- Ваш гастрольный график насыщен концертами?

- Да, за полтора месяца у меня будут концерты в Таллине, Лондоне, Москве и в Осло. Кроме поездок на свои концерты, я постоянно работаю над новыми произведениями, и в ряде городов поэтому прозвучат и премьеры.

- Когда-то вы сами записывали музыку, в том числе и свою. А сейчас принимаете участие в записи своих произведений?

- Самое активное. В декабре этого года у меня будет в Лондоне запись моих новых произведений.

- Как складывалась ваша жизнь в Швеции?

- В Стокгольм мы приехали 22 июля 1979 года, а 8 августа уже играли концерт с Дэвидом на западном побережье Швеции. Кроме исполнительской работы я писал музыку. Однажды я увидел объявление стокгольмского театра Пантомимы - труппа искала композитора для спектакля по мотивам фильма Феллини «Дорога» - в оригинале La Strada. Через несколько дней после интервью, мне позвонил режиссёр и сообщил, что из нескольких кандидатов, прошедших собеседование, музыку решили заказать мне. От заказа до первой репетиции прошло два месяца. Композиции для спектакля я написал довольно быстро, кроме того, сделал даже студийную запись. Дэвид пришел на премьеру и по окончании спектакля попросил меня сделать из музыки к спектаклю концертную пъесу для его предстоящих гастролей. Через несколько месяцев мы уже репетировали «Шесть сцен из Ла Страды», премьера которой состоялась на фестивале камерной музыки за полярным кругом в шведском городе Арьеплуг. При всей моей любви к Феллини отправить ему свою пьесу я долго не решался, а потом - было уже поздно. У меня всегда так в жизни бывает, вроде бы и все карты на руках, а судьба предлагает шахматную партию.

Затем я провел три с половиной года в Бостоне и получил то образование, о котором так мечтал еще в Ташкенте.

- Хотели что-то доказать миру?

- Нет. Если и приходилось что-то доказывать, то только себе. Закончив аспирантуру в Бостоне по классу композиции, в Швеции я был принят в союз композиторов. Много работал на различных высоких административных должностях и в то же время основал свою фортепианную школу «Con Tempo».

- Что-нибудь сочиняли в это время?

- Да, чтобы себе самому доказать свою творческую состоятельность, я решил попробовать свои силы в конкурсе композиторов. Все подобные конкурсы проводятся анонимно. Первым, в котором я принял участие стал VI международный конкурс композиторов в Будапеште. По его условиям нужно было написать произведение для струнного инструмента соло. Я послал специально написанное для этого музыкального состязания произведение для виолончели соло. Как стало известно позже, в конкурсе участвовало 178 композиторов из пяти континентов, но мое произведение было признано лучшим. Церемония награждения победителей конкурса 1986 года проводились вместе с награждением победителей конкурса следующего 1987 года. После вручения дипломов, жюри объявило имена победителей конкурса текущего года. Конкурс проводился на произведение для струнного квартета. Результаты этого конкурса меня интересовали, поскольку я также принял в нём участие, поcлав свой второй струнный квартет. Первую премию жюри конкурса не присудило никому, мотивируя своё решение тем, что пальма первенства в этом жанре всё еще принадлежит Бела Бартоку. Вторую премию на этом конкурсе получили мои «Семь Инвенций». В течении последующих 5 лет я принял участие в шести конкурсах, которые в общей сложности принесли мне восемь дипломов. .

- Да, график интенсивный. Как удавалось совмещать активную общественную работу с плодотворной профессиональной деятельностью?

- Чем больше делаешь, тем больше успеваешь. Вспоминаю, как однажды я услышал одну историю, которая глубоко запала мне в душу. С консерваторских лет я был поклонником современной польской музыки, особенно творчества Пендерецкого. Факт, оставивший глубокий след в моей памяти, касался его биографии. На Второй конкурс молодых композиторов Польши Пендерецкий отправил три своих произведения, и получил все три премии этого творческого состязания. В то, что мысль материальна, я не верил, мешала солидная материалистическая база. Для меня это стало свидетельством самого высокого профессионального уровня и оставило в моей памяти глубокий след. Однако, я даже не помышлял каким-то образом соотнести этот факт со своей биографией. Часто говорят, что мысли материализуются. В это я, признаться, не очень верил, мне мешала солидная материалистическая подковка.

В 1994 году был объявлен международный конкурс композиторов имени Витольда Лютославского на сочинения для фортепиано. На конкурс я послал три своих произведения. И вот настало время оглашения итогов. Решение жюри конкурса объявлял председатель Союза Композиторов Швеции Стен Хансон. На торжественной церемонии после краткого обращения к публике он приступил к своей основной задаче. Хансон достал из конкурсного конверта лист с именем призера и прочел: «Решением международного жюри Третьей Премии удостоено произведение под титулом «A Little Tomboy». Премия присуждается Олегу Гоцкозику - Швеция». Затем он берет другой конверт с именем музыканта, занявшего второе место: «Вторая премия решением жюри была присуждена «Четырём прелюдиям для фортепиано», и опять назвал мое имя. И, приближаясь к кульминации церемонии и последнему конверту: «Первая Премия единодушным решением жюри присуждается произведению под названием «Six Swedish Folk Songs». Председатель СК посмотрел сначала пристально на лист из конверта, а затем, подняв голову, обратился к залу с вопросом: «Угадайте, кто?»

Вот такой случай имел место в моей жизни. После этого я понял, что, наверное, всё же что-то умею.

- Кстати, Пендерецкий любит деревья и разбил великолепный сад рядом со своим домом. А чем вы занимаетесь на досуге?

- Помимо музыки, я занимаюсь живописью. Пишу картины с юношеских лет, в основном маслом. Когда мне предоставляется возможность посидеть за мольбертом, время для меня останавливается.

- Говорят, в Швеции не любят творческих людей.

- Давно известно, что Швеция – столица конформизма. Если слова - Равенство, Свобода, Братство - впервые были начертаны на знамёнах Французской революции восемнадцатого века, то в современной Швеции эти слова впечатаны в сознании, как минимум, большей части населения страны. И хотя по своей природе шведы не конфликтны, к одарённым людям они относятся с определённой сдержанностью, как к людям выделяющимся из общей массы. А это – главный недостаток в стране победившего социализма. «Уникальность» уже по своему определению находится в конфликте с представлениями среднего обывателя о равенстве. В ее присутствии большая часть общества вместо «равенства» ощущает дискомфорт. Ведь здесь под «равенством» изначально был принят стиль жизни «не выделяться, быть как все». Думаю, что при всей своей значимости, такие понятия как демократия и равенство не применимы по меньшей мере к области знаний и искусству. Социуму важно поддерживать не только слабых, но и наделённых талантом, а на деле получается, что шведская система последних шестидесяти лет поддерживает слабых за счёт ущемления прав дееспособных и талантливых.

Шведы очень щепетильно относятся к правам меньшинств. Например, правам самов или цыган. Что само по себе очень важно, но и к людям одаренным необходимо относиться с той же щепетильностью, с какой местные политики относятся к правам этнических меньшинств.

- К своему стыду, я не могу вспомнить ни одного из шведских академических композиторов. В Норвегии есть Григ, в Финляндии – Сибелиус. А в Швеции?

- Здесь есть хоккейная команда Тре Крунур, машина Вольво, IKEA, компаний Эриксон, Электролюкс, Скания, Тетрапак и, как минимум, еще с десяток аналогичного глобального масштаба. В отличии от Норвегии и Финляндии, Швеция не получила своего музыкального пророка в области профессиональной музыки. Зато она дала миру группу ABBA, Roxette, Secret Service, Ace of Base. Индустрия шведской поп-музыки является третьей в мире после таких стран-гигантов, как США и Англия. При этом не следует забывать, что всё население Швеции составляет всего пол-Москвы.

Швеция дала миру Ингмара Бергмана и Августа Стриндберга, который, к слову, за свои таланты так и не был награжден Нобилевской премией. Зато сказал «крамольную» для Швеции фразу: «Большинство неправо всегда». Тем самым поставив все точки над i в этом вопросе.

- Куда же заведет нас развитие этой успешной индустрии и еще в придачу с демократией и равенством?

- Картина мне представляется неутешительной. При достижении цивилизацией высокой степени комфортности, исчезает инициативность, а с ней и позитивное мышление. К чему стремиться, если всё у вас есть? Комфорт и достаток разобщают людей. Это разобщение ведёт к одиночеству. Одиночество – к страху. Эти тенденции сегодня чётко прослеживаются в развитых странах.

Еще одна тенденция - современному обществу свойственно избегать серьёзности, глубины и смысла; стремление к идеалам подменяется стремлением к развлечению. Из музыки постепенно выхолащивается профессионализм. Из искусства постепенно уходит культура. Искусство сегодня, вместо постижения глубин человеческой души, пытается удивить нас красивыми обертками: внешними эффектами, вычурностью, агрессивностью и эпатажем. Внимание привлекается утрированной внешностью, а не силой таланта.

- Неужели все так плохо и ничего нельзя исправить? Что же делать?

- Мир меняется на наших глазах. Мы стали свидетелями бесславного конца СССР и роли его последнего лидера Михаила Горбачева, способствовавшего распаду супердержавы. На наших глазах не стало Европы. Вместо неё мы получили трещащий по всем швам Евросоюз. Парадокс нашего времени заключается в том, что Европу сегодня может спасти лидер, подобный Горбачёву или Ромулу Великому, герою пьесы Фридриха Дюрренматта, - способствующий не ее укреплению, а распаду Евросоюза.

Когда в далеком 75 году в Ташкенте мы ставили мюзикл о Ромуле Великом, мы даже не могли предположить, насколько пророческой окажется эта пьеса. Ведь Ромул, понимая неспособность своего государства к дальнейшему существованию, предпринимает все усилия для его разрушения. Цели современного общества должны осуществляться не в политике и экономике, и даже не техническом развитии, а в культуре. Спасение культуры сегодня не в появлении новых технологий, а в совершенствовании души.

Именно поэтому государство должно сознательно способствовать развитию культуры и искусства, развивать образование и науку. Лишь в этом случае мы можем противостоять разрушению и упадку цивилизации. Общественное мнение должно складываться не из большинства голосов, а из мнений людей нравственных и дальновидных. Большинство таких людей реализуют себя в культуре и искусстве.

Думаю, что на ваш вопрос: «Что делать?», в своё время заданный еще Чернышевским, лучше всех ответил Достоевский. Помните? «Красота спасёт мир».