Кроме того, что обе оперы – сказочные (по крайней мере, изначально, по фабуле, по задумке авторов), обе – поставлены в Москве дамами. «Альцина» - плод вдохновения англичанки Кэти Митчелл, оперу Хумпердинка отважилась интерпретировать наша Екатерина Одегова.

«Гензель и Гретель» - полностью собственный продукт «Новой оперы», оригинальный от и до, хотя и возникший в театральных планах «вдруг». Как говорил перед открытием сезона директор театра Дмитрий Сибирцев, «…первоначально планировался “Бармалей” Михаила Броннера, но в итоге мы отказались от этой идеи, поскольку не удалось урегулировать вопросы авторского права с наследниками Корнея Чуковского, по чьей сказке, как известно, написано либретто. На наше счастье, у режиссера Екатерины Одеговой опера Хумпердинка была в планах, она разрабатывала варианты постановки спектакля, а для меня как музыканта эта замена – только к лучшему, потому что мы не уходим в мюзикловую эстетику, а остаемся на поле чистой оперы, что для нас, несомненно, полезнее. Правда, с “Гензелем” придется вписаться в бюджет, предусматривавшийся для “Бармалея”, что совсем не просто…»

Альцина – Хизер Энгебретсон

«Альцина» - вновь полностью импортная продукция на сцене Большого, при том возникшая совсем не спонтанно. Сотрудничество театра с фестивалем в Экс-ан-Провансе развивается уже не первый год: ранее на его сцену из Франции были перенесены такие спектакли как «Дон-Жуан» (2010) и «Риголетто» (2014), а весной этого года фестиваль привозил в Большой (в рамках гастрольного тура) две постановки как раз Кэти Митчелл – оперу современного английского композитора Джорджа Бенджамина «Написано на коже» и музыкальный спектакль «Траурная ночь», сочиненный на музыку различный вокальных опусов Баха. Но результат этой кооперации очень разный. Если гастрольные спектакли Экса произвели просто ошеломляющее впечатление своей глубиной и филигранностью, то переносы готовых продукций немногие сочли удачными. По мнению тех, кто видел оригинальный вариант «Альцины» в Эксе (постановка 2015-го), даже апологетов этого спектакля, с генделевской оперой произошло то же, что и с двумя предыдущими переносами – при переезде из Франции в Россию она сильно потеряла в своих достоинствах.

Гензель - Анна Синицына. Гретель - Екатерина Миронычева. Пряничная ведьма - Дмитрий Пьянов

«Гензель» когда-то был суперпопулярной оперой в России: до революции ее ставили и в обеих столицах, и в провинции, при постановке часто адаптировали – не только пели по-русски (что для той эпохи было делом привычным, аутентизмом и погоней за оригинальными текстами тогда никто не страдал), но и переименовывали главных героев на свой лад: Гензель становился Ваней, что абсолютно корректно (Haensel – уменьшительное от немецкого Hans, то есть Johann – Иоанн, или проще – Иван), а вот Гретель – почему-то Машей (хотя должна была бы быть Ритой – ведь Gretel – от Gretchen, то бишь от Маргариты). «Ваня и Маша» - под таким заголовком произведение шло в Частной русской опере и еще много где. Примерно также поступили сегодня и в Мариинском театре, в Концертном зале которого (Мариинка-3) идет полуконцертная-полусценическая версия этой оперы (режиссер Александр Маскалин): название оставили оригинальное, но героев величают по-русски. Стоит вспомнить, что в 2009-м эту оперу играл в Москве и в провинции частный театр «Русская опера» (под художественным руководством Надежды Нивинской и Сергея Москалькова – увы, более не существующий), и тогда же прошла ее премьера в Екатеринбургском театре оперы и балета, но это, пожалуй, на сегодня всё: былая дореволюционная популярность пока к этому опусу в России не вернулась, хотя в Европе он успешно выполняет функцию главного рождественско-новогоднего развлечения для детворы – наподобие той роли, что у нас играет балет «Щелкунчик». Может быть, нынешнее обращение «Новой оперы» - как раз такая попытка внедрить в Москве своего «оперного “Щелкунчика”»? Если да, то она уже вторая – под новый 2015-й год театр представлял уникальный (хотя и не вполне удачный) проект – переделанный композитором Игорем Кадомцевым в оперу бессмертный балет Петра Ильича. И надо полагать, гораздо более художественно осмысленная: при всем уважении к титаническим усилиям команды оперно-балетного проекта «Щелкунчик. Опера», произведение Хумпердинка – куда лучше и естественней.

«Альцина» популярной у нас не была никогда. Ее приход в Россию – дань уже нынешней моде на барокко, захватившей Европу и докатившейся до нашей страны. Сначала она явилась к нам из Прибалтики (в 1985-м в виде гастрольного спектакля Таллинской оперы, а в 2003-м - Рижской), потом в 2004-м в Перми Георгий Исаакян сделал адаптированную для детей ее версию – облегченную, но не лишенную философских глубин (спустя десять лет он повторил ее в Детском музыкальном театре имени Наталии Сац). В юбилейном для Генделя 2015-м (330-летие со дня рождения) «Альцину» блистательно исполнили в Московской филармонии в ряду многочисленных обращений этой институции к генделевским творениям. В Большом «Альцина» появилась в новейшее время (единственное обращение к Генделю в советский период на этой сцене – постановку «Юлия Цезаря» в конце 1970-х – оставим за скобками) второй по счету: первой была два года назад куда более раритетная даже на европейских сценах «Роделинда» (промелькнувшая и скоротечно выпавшая из репертуара). Как известно, активный приход Генделя в Большой задумывал Михаил Фихтенгольц в эпоху директорства Анатолия Иксанова, но воплощают уже совсем другие люди.

Хумпердинк был учеником и соратником Рихарда Вагнера (в частности, его ассистентом в Байройте, участвовал в подготовке мировой премьеры «Парсифаля») и во многом его творческий метод – это развитие идей вагнерианства, апологетика самого знаменитого немецкого композитора. В то же время основная сфера творчества Хумпердинка – это сочинения для детей, главным образом, сказочные оперы, причем сказочные в самом первоначальном смысле этого слова: в них нет социального подтекста, злой сатиры или гротеска, как, например, в операх-сказках Римского-Корсакова. Вследствие этого в самом знаменитом произведении Хумпердинка, каковым является «Гензель и Гретель», совершенно явственно ощущается серьезное противоречие между содержанием и музыкальным воплощением: мощная оркестровка, плотная, густая музыкальная ткань, тяжеловесный в целом язык, призваны обрисовать легкие сказочные образы, нехитрые детские поступки и мотивации, передавать атмосферу простых чувств и прямолинейной, почти дидактической морали. Иной раз композитору это удается, прежде всего, в изображении некоторых сказочных персонажей. Но чаще всего опера Хумпердинка воспринимается как постромантическая музыкальная драма, большая немецкая опера, нарочито рядящаяся в детские платья, которые ей явно не по размеру.

«Гензель и Гретель»: Человечек росы — Ольга Ионова

Несмотря на некоторую вторичность, музыка «Гензель и Гретель» мелодична, приятна на слух и не сложна для восприятия, огромный почти вагнеровский оркестр живописует ярко, композитор пользуется им мастерски, создавая атмосферу ирреального, волшебного. При умелой постановке эта опера все же могла бы удержать внимание маленьких зрителей, приобщить их к сложному и высокому искусству. Опера для детей – явление редкое на отечественной сцене, поэтому возрождение произведения Хумпердинка – весьма своевременный шаг, ибо она – сказка в чистом виде, безусловно (несмотря на все «но»), – опера для детей.

«Альцина»: Брадаманта – Катарина Брадич, Руджеро – Дэвид Хансен, Мелиссо – Григорий Шкарупа

«Альцина» – опера сказочная, казалось бы, полностью лишенная реализма. При этом фантазийная среда – иллюзорный мир, воссозданный на пустынном острове чарами волшебницы Альцины, – лишь декорация, антураж, поскольку главное в опере – лирическая линия: именно любовные коллизии между многочисленными героями составляют суть ее драматической пружины. Но если так, то говорить о полной нереалистичности не столь уж правомерно: в музыке оперы щедро рассыпаны дивные мелодии, живописующие страсть, отчаяние, сомнение и прочие изливы человеческой души, – очевидно, что при всей клишированности, присущей барочной опере, в «Альцине» Гендель оказывается правдивым и, можно даже сказать, тонким психологом в изображении внутреннего мира своих героев. Внешние эффекты, которыми по традиции полна опера барокко, все же существуют у него не сами по себе, а в качестве инструментария, с помощью которого композитор говорит о больших и подлинных чувствах. Это сказка только по форме и только на первый взгляд, по сути же – произведение весьма серьезное.

«Пряничный домик, или Гензель и Гретель» в «Новой опере»

У Екатерины Одеговой получилась добрая и чистая история: с трогательными детками, грубоватыми и глуповатыми родителями, смешной и омерзительной одновременно Пряничной ведьмой. Сценография Этели Иошпы – удачная попытка уйти от иллюстративности и традиций соцреализма, попытка создания новой эстетики в видеоряде для детей, при этом не уводящей в неведомые и ненужные дали от существа сказки. Например, сцена на ягодной поляне. Ни намека на рисованные на тюле всамделишные деревья, однако, благодаря игре цвета и света (Тимофей Ермолин) ощущение полное, что дети – в загадочном и темном лесу, а строгие геометрические вертикали – это исполинские стволы обитателей чащобы. Ягоды – огромные красные новогодние стеклянные шары, разбросанные на зеленом откосе – с одной стороны, они действительно напоминают лесные плоды, с другой, они – абсолютно фантастически нездешние, да к тому же явно корреспондирующие с новогодними ощущениями. Гигантские мимические животные-куклы одновременно и веселят, и пугают детвору – убивают сразу нескольких зайцев: здесь и юмор, и гротеск, переплетающиеся с нестрашными ужастиками (когда не то волк, не то василиск-дракон утаскивает сидящую на пеньке русалку, а потом возвращается с огромной обглоданной костью в пасти, это вызывает смех в зале), и красота, и эстетизм (например, в явлениях ангелов). Тревожная мать, Старый ангел, Лыжник-гном, Олень, Козел, Ворон, Петух-родитель, похожие на матрешек и одновременно сиамских близнецов Грибы-дети – кем только не населен волшебный лес Одеговой – Иошпы: маленьким зрителям он становится еще ближе, когда его персонажи периодически «выплескиваются» в зрительный зал. В спектакле происходит много всего – только успевай крутить головой на 360 градусов, но удивительное дело – он не перенаселен и не перенасыщен «движухой», в нем всего столько, сколько нужно, всего в меру.

«Альцина» в Большом

У Кэти Митчелл получилась громоздкая многозначительность, обилие деталей и хитроумных ходов. Викторианская спальня с сексуальными забавами (оргазмы главных героинь-сестер изображаются весьма правдоподобно под рулады и ферматы «императора барокко») – на нижнем уровне, на втором этаже – лаборатория с чудесным аппаратом, напоминающим досматриватель багажа в аэропорту, преобразовывающий наскучивших любовников в животных и, как оказалось, обратно (сценограф Хлоя Лэмфорд). По бокам от спальни – две каморки-подсобки, в которых беспрестанно курят и грустят две старухи – в них превращаются в мгновение ока, проходя в дверные проемы, вечно молодые и привлекательные Альцина и Моргана. Спектакль Митчелл искусно сочинен и добротно поставлен: все в нем работает как цейссовский механизм, элементы пригнаны друг к другу идеально, его партитура виртуозна, он, безусловно, изобретателен и даже по-своему красив. Однако музыка Генделя и либретто анонимного автора, написанное по поэме Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд», - совершенно необязательные компоненты этого сложносочиненного действа. Спектакль Митчелл – что авторское кино, только сделанное не на скромный бюджет, а с голливудским размахом. А Гендель – взятый к нему на прокат саундтрек, ничем не обусловленный, хотя и красивый: с таким же успехом виртуозный видеоряд можно было прогнать и под нарезку из кантат Баха, и под диссонансы Бенджамина, и под что угодно другое.

«Гензель и Гретель»: Гретель — Виктория Шевцова

Обе сказки радуют своим музыкальным качеством, хотя и не на все сто. Андрей Лебедев со вкусом управляется с пряными романтическим красотами Хумпердинка, оркестр «Новой оперы» после опыта с Вагнером и Штраусом звучит экспрессивно и наполненно. Певцы поют с невероятно четкой дикцией, особенно хороши Анна Синицына (Гензель), Екатерина Миронычева (Гретель), Дмитрий Пьянов (Ведьма – помимо пения, артист явил и ярчайший артистизм), Елена Терентьева (Песочный человечек / Человечек росы). Традиционно превосходен хор «Новой оперы » (хормейстер Юлия Сенюкова).

«Альцина»: Моргана – Анна Аглатова, Брадаманта – Катарина Брадич

Главное достижение «Альцины» - стилистически безупречный оркестр Большого под управлением кудесника Андреа Маркона: ансамбль идеальный, звук – филигранный, соло – небесные. Радует выделкой голоса, но, увы, не дотягивает в масштабности звучания Хизер Энгебретсон (Альцина). Примерно то же можно сказать и о контратеноре Дэвиде Хансене (Руджеро), чей фальцет к тому же вовсе не обладает красотой тембра. Сомнительным экспериментом оказалась идея поручить партию Оберто дисканту Алексею Кореневскому: мальчик не держит интонацию и не справляется с мелкой техникой. Безусловные лидеры каста – героическое меццо Катарина Брадич (Брадаманта), фактурный бас Григорий Шкарупа (второстепенная партия Мелиссо) и однозначно перепевшая всех габтовская сопрано Анна Аглатова (Моргана), чья героиня в музыкальном плане стала истинным центром спектакля – впору оперу переименовывать.

Александр МАТУСЕВИЧ
Фото: Дамир Юсупов (Большой театр) и Д. Кочетков (Новая опера)