Плетнев ведь никогда не играет ради афиши. Если в программе есть название, то наверняка Плетнев уже придумал, как стряхнуть пыль и сыграть это так, будто заново написано. А Третьей оркестровой сюите это очень к лицу, ее ведь играют нынче редко, и чаще всего только четвертую финальную часть со всеми этими вариациями. А ведь когда-то в 1885 году именно она дала Петру Ильичу первый восторженный прием, триумф в Петербурге, - даже «Евгений Онегин» не был так тепло принят. Вот она, аберрация времени. Сейчас сюита выглядит не то, чтобы поверхностной, но — проходной и почти забытой в масштабе всего гения Чайковского.

XII Большой фестиваль РНО

Чаще всего Третью упрекают в отсутствии драматургии, сквозного действия. Этим и занялся Плетнев. Уже в «Элегии» он нащупал тот мускулистый рельеф, скрытый под кургузым пиджачком, - сила природы! Пасторальной пентатонике главной темы он дал архетипическую мощь степного ветра, прорывающегося сквозь штили и препятствия (есть что поиграть с динамикой), противопоставив ей степенную романсовость побочной темы. Он дирижировал конфликт — поколений, ветров, зерна и земли, да чего угодно. От привычной созерцательной пасторальности не осталось и следа. Тревога за исход битвы, сопереживание, опасения, - это подчеркнуто оркестровым фортиссимо, за которым пиано и зеркальная реприза слушаются как подвох.

Михаил Плетнев

С ощущением подвоха и мрачноватый «Меланхолический вальс» звучит совершенно иначе. Не как имитация скерцо, а именно как нарастание напряжения, - чем завершится подспудная борьба? Плетнев бросает руку в сторону оркестровых групп так, будто молнии насылает. Загадочность исхода усиливается, Плетнев играет тут киношный саспенс. И тогда собственно Скерцо, с его рваными размерами между 6/8 и 2/4, - то самое Ледовое побоище, тревожные очереди труб и гобоев, апофеоз битвы. Плетнев умело дозирует батальные грохоты и чтение донесений гонцов, дальние сполохи пикколо и миражи тишины. Оркестр слушается беспрекословно.

Михаил Плетнев

И вот уже после всего этого драматизма та знаменитая четвертая часть, Тема с 12 вариациями, - она считывается как подведение итогов. Где у каждого своя правда, как все было. То есть двенадцать правд, как апостолов. Один бахвалится (тут и маршевые 2/4 кстати, и грохот барабанов), другой солдафонит, третий ту же историю рассказывает в миноре с горечью… А вот скрипичный, почти цыганский, надрыв… Очень важно, что кантабиле Чайковского Плетнев нигде не подвергает сомнению, ему важно сохранить певучую, почти певческую манеру звукоизвлечения. Это очень по-русски звучит. Обилие самых разных, шизофренически противоположных и несовместимых страстей, - и все на мелодии, на легато. Слышно, что русский оркестр играет Чайковского. Может быть, самое ценное ощущение от этой Третьей сюиты по-плетневски.

РНО п/у Михаила Плетнева

Иное дело Родион Щедрин, для которого Плетнев играл много и часто, включая юбилейные концерты композитора. «Кармен-сюита» заезжена вдоль и поперек, как сыграть ее без скучноватой привычности? И снова, кажется, на помощь пришло кантабиле (не исключено, что именно поэтому вечером Чайковский и Щедрин/Бизе встретились). Очень быстро выяснилось, что Михаил Плетнев делает ставку на «пропевание» музыкантами ключевых мелодий Бизе, - словно Кармен, Хозе и Эскамильо были тут, на сцене. Но сидят за пюпитрами.

Это проявилось уже в «Первом интермеццо», - непривычно акцентированные струнные, с космическим диапазоном по громкости. Дальше — больше. «Развод караула» почти обошелся без трещащих пулеметов перкуссий, нежная мелодия Бизе вывелась воздушной и все-таки главной. Даже вступление к выходу Кармен случилось не громогласным, а будто предвкушающим изящное кантабиле хабанеры, - и тут уж «пели» не только скрипки, но и маримба. Все вокальные партии Бизе заботливо окутаны человеческим дыханием, изящными диминуэндо и крещендо, и рука Плетнева будто отсчитывает все цезуры и длительности вдоха.

Да, в этом исполнении Плетневу явно был интереснее Бизе. Что контрастирует с его же «фондовой» записью «Кармен-сюиты» с РНО для Deutsche Grammophon в 2001 году, где Щедрин очевидно выходил на первый план.

XII Большой фестиваль РНО

«Марш Тореадора» в этом контексте особенно интересен, - он трогательный. Не бравурный, а именно трогательный, - Плетнев услышал в нем исповедальность, и вывел ее на первый план, а затем уж малый барабан и литавры. И тогда уже лирическая сцена «Тореро и Кармен» звучит как логическое продолжение истории, а не выглядит сверхъестественным или чудодейственным влиянием танцовщицы на мачо, как часто играют (и поют).

Первая скрипка Татьяна Поршнева и Михаил Плетнев

Нельзя не выделить первую скрипку оркестра Татьяну Поршневу, - она блистательно справилась и с соло, и с ведением всей группы в обоих произведениях. Михаил Плетнев убедил своими концепциями, и виртуозной управляемостью всего оркестра. Такого Чайковского и такого Бизе/Щедрина хотелось бы услышать и в студийной записи, например.

Вадим ПОНОМАРЕВ
Фото: Светлана МАЛЬЦЕВА