Концертом камерного ансамбля «Солисты Москвы» под управлением и с участием Юрия Башмета на сцене Норильского Заполярного театра драмы завершился III Международный музыкальный фестиваль Юрия Башмета в Красноярском крае. Музыкант ответил на вопросы студентов музыкального колледжа и журналистов в Норильске.
Как в Италии попытались деньги в ресторане заработать
Мы приехали в Италию, там чайки летают, тепло. Сели в ресторане с актером и сценаристом Александром Адабашьяном. А давай сыграем! Я взял альт, и принялся играть. А Адабашьян пошел с кепкой в руке вокруг столиков: «Пер фаворе». Одна из женщина отказалась давать денег, он спросил почему, и она сказала, что я слишком профессионально играю. Когда Адабашьян вернулся, - а тогда еще не было евро, в Италии были лиры, - у него в кепке было чуть больше одного доллара в пересчете с лир. А поскольку за столом был мой менеджер-итальянец, он с Гергиевым много еще работал, - я оторвал от какой-то купюры кусочек и протянул ему: «Это твой процент!».
Юрий Башмет на пресс-конференции
Какой самый массовый концерт был в жизни
В прошлом году у нас был концерт в Самаре, на склоне реки Волга. Там присутствовало больше 27 тысяч зрителей, как сказал мне губернатор. Это пока наш рекорд. Мы не стремимся, конечно. Но так было.
Какой самый камерный концерт был в жизни
Когда недавно в Россию приезжал глава Китая Си Цзиньпин, один из самых его важных министров попросил устроить частный концерт, где присутствовало 8 человек из свиты Си Цзинь Пина. Мы сыграли его в «Башмет-Центре». Правда, было не 8, а 10 человек, потому что присутствовали два переводчика.
Он фанат Петра Ильича Чайковского. И он попросил сделать для него камерный концерт. А на следующий день я увидел его на переговорах, стоящим рядом с Си Цзиньпинем. И мы сыграли для него в 11 вечера, потому что был другой концерт в этот вечер. Они получили удовольствие, и мы тоже.
Какие лучшие концертные залы в мире
Один из самых лучших концертных залов мира — Musikverei в Вене. Но там трудно дышится, что-то не так с кондиционерами. Но забываешь об этом на сцене, потому что звучит все так, будто сам внутри скрипки Страдивари. Очень благородный окрас звука. Акустика улучшает звук.
Очень хороший зал Концертгебау в Амстердаме, но там очень тяжело ходить. Надо спуститься сверху до сцены, не считал, сколько там ступеней. И ты идешь между публикой. Ты спускаешься, спускаешься, и наконец ты на сцене. А потом так же поднимаешься. И вот если публике понравилось, они аплодируют, - ты опять спускаешься. Потом поднимаешься. И так 3-4 раза. А потом еще сыграешь, а им опять понравилось. И все повторяется. Между прочим, наш гениальный Давид Федорович Ойстрах, он был уже в возрасте, после концерта в Концертгебау стало плохо, и он скончался. Той же ночью, после концерта. Может быть, это и совпадение.
Самый «нервный» зал для меня — Большой зал Московской консерватории. Срабатывает память о конкурсе Чайковского. Срабатывает ответственность. Я же слушал там Рихтера, Гилельса, Когана, Ойстраха, Кремера, Спивакова. Помню, что у кого получилось не очень хорошо, или, наоборот, гениально. Ощущаешь ответственность. И вообще не люблю высокую сцену.
Что главное для молодых музыкантов
Духом не стареть.
О Шнитке
Альтовый концерт — этот тот случай, когда я сам попросил композитора сочинить произведение. Меня пригласил Гедеон Кремер для премьеры и записи квинтета Шнитке, а я только слышал, что есть такой композитор. Но его нот не видел и его музыки не знал. После премьеры квинтета Шнитке композитор, как это было принято, собирал всех музыкантов в кафе или ресторане, и угощал. Именно автор это делал. Ресторан в Москве назывался «Балалайка». Он подарил мне клавир этого квинтета. А в конце застолья я обратился к Шнитке. Сказал, что мне нужен большой серьезный концерт для альта с симфоническим оркестром. Он мне пообещал, что напишет.
Дальше при каждой встрече с ним я ему напоминал об этом. А он подтверждал: «Да-да, я помню, но сейчас я занят, у меня есть контракты обязательные». Когда прошло уже 8 лет, то мы с ним поругались. На улице, во дворе Московской консерватории. Я ему сказал: «Ну сколько можно обещать! Ты напишешь или нет?». А мы виделись довольно часто, но концерта все нет. Потом, спустя еще некоторое время, позвонила его супруга Ира, и сказала, что он начал писать этот концерт. «А как ты думаешь, сколько времени займет, если он уже начал?». Она сказала, что не более месяца. Так и получилось. Несколько раз он взволнованный приезжал ко мне, спрашивал про возможности инструмента. Там во второй части надо очень громко, как он сказал, и очень много нот. Я ему предложил — если писать каждую ноту, то это будет курочка бегущая, а через несколько тактов вступает медная группа, тромбоны, и альта нет на слуху, - может быть, поставить аккорд, а правой рукой уже самому определяться? По одной нотке не получится. Можно, но не то. Я так и играл.
А потом спустя много лет я услышал запись хорошей японской альтистки Набуко Имаи этого концерта. Она честно играла все то, что записано в напечатанных нотах. А наш с Шнитке вариант не вошел в печать. Она играет это по нотам, а потом фортиссимо, вступили тромбоны, и нет японки.
Первое исполнение состоялось в Амстердаме, в Концертгебау. Для этого потребовалось особое разрешение министерства культуры, потому что этот концерт — последнее произведение Шнитке, заказанное министерством культуры СССР официально. И права на первое исполнение — у них. А тут получалось, что первое исполнение в Амстердаме, а не в Москве. Просто даты премьеры в Москве перенеслись. И вот пришлось побегать, объяснять, договариваться. Все-таки решили. Дальше было еще интереснее. В этот же вечер должны были исполнить премьеру местного композитора, фамилию уже не помню, ректора Амстердамской консерватории, и все ожидали именно это произведение, потому что он 10 лет ничего не сочинял. Не могу дать оценку его произведению, потому что ничего не помню. Но получился скандал, потому что гениальный концерт Шнитке совершенно добил этого ректора. Все ждали, а тут премьера концерта Шнитке. Скандал! И в прессе это все было. Три дня подряд исполнение в этом зале, и все три дня этот концерт записывался. В третьем концерте я решил похулиганить в одном месте, интуитивно, как шутка. Все три кассеты в моем исполнении я привез в Москву. И сразу показал Шнитке. Он был после болезни. И мы прослуши каждую из этих концертов по три раза, то есть девять раз. И когда он прослушал третий концерт, то упал на диван от смеха и радости, и закричал: «Так и надо! Так и надо!». То есть знаменитую тему из этого концерта в первый и второй раз я сыграл довольно строго, она красивая, а в третий раз сыграл ее коротко и вульгарно-примитивно. «Именно так и надо!». Почему? Оказывается, он сформулировал это для себя. «Это должно быть так красиво, так сладко, так вульгарно, чтобы противно стало». Он видел в этом фальшивую красоту, которая совсем не о красоте. Такой смысл он вкладывал.
Потом этот концерт я играл и так, и эдак. Материал тут, как и музыка Баха, - настолько мощная! Она все равно сильнее, чем любая интерпретация. Начало концерта выписано как piano. Я несколько лет не играл piano. Ну, выходишь, полный зал, оркестр, и ты начинаешь из пустоты piano. С точки зрения исполнительства, начало не очень удачное. Поэтому я играл скорее mezzo. А он мне говорил, что важнее идея, так что можешь хоть с фортиссимо начинать. Но с годами я все ближе-ближе-ближе, и вернулся к авторскому тексту. Ну конечно, автор лучше знает. И стал все-таки играть piano. Да, невыгодное начало, зато есть развитие! То, что он хотел.
Потом он еще написал концерт для альта и струнного оркестра по моей просьбе. Потом появился еще концерт на троих, последнее наше с ним сочинение, - это для скрипки, альта и виолончели. Кремер, я и Ростропович. Были большие споры по поводу одной из частей этого произведения, где каденция для солирующих инструментов без оркестра. Куда вставлять эту каденцию, между какими частями? Ростропович считал, что ее надо играть на бис. Кремер считал, что ее надо вставить между второй и третью частями. А мне было все равно, главное, чтобы она была, потому что альт может вообще отдельно существовать в этой части. Для меня альт — середина, сердцевина. Я же между скрипкой и виолончелью, не между, а в центре! Играя на альте, сказал Бах, я ощущаю себя центром полифонии.
Юрий Башмет на пресс-конференции
Когда понял, что всю жизнь посвятил музыке?
Да я еще не понял. Серьезно. Как-то судьба так случилась. Я считаю себя счастливым человеком. До сих пор я не разлюбил заниматься музыкой. И слушать ее. Значит, это все совпало. Просто ничего другого не появилось в моей жизни, чтобы я изменил этому ощущению. И этой профессии. Может быть, я не все попробовал в жизни.
Как пришел в музыку
Моя мама пыталась выяснить, что меня может заинтересовать. Я так вижу. Я стал посещать кружок рисования, потом спорт. Я даже имел разряд в фехтовании на саблях. Плавание, прыжки в воду, водное поло. Причем она же меня туда определяла, а потом решала, что это все вредно для кисти, чтобы играть на скрипке. Выяснилось, что самый дешевый музыкальный инструмент — это фабричная скрипка, она стоила 7 рублей с копейками. Мама забирала меня из школы и вела домой, это минут 15 занимало. И она спросила меня: «А ты бы хотел играть на скрипке?». Я сказал, что это кошмар. Мы заходим домой, и на столе лежит скрипка. Я понял, что моя жизнь подошла к концу. Мама спросила: «Ты же понимаешь, что будешь меньше гулять, потому что будешь заниматься на скрипке?». А я не мог ответить ей, что хочу больше гулять. Поэтому я сказал, что да, понимаю. Но я лгал.
У нас была гениальная народная певица Зыкина, а еще была певица Александра Стрельченко. Ее родная сестра Валентина меня за руку привела в консерваторию, проверить, есть ли у меня музыкальные данные. «Ты какую-нибудь песню сможешь спеть?» Я спел «В лесу родилась елочка» на одной ноте. Они говорят: нет слуха у человека. «Дай ему ритм, у него связки не разработаны». Он что-то там простучал. Я повторил. «Значит, есть слух». Вообще нет у ни одного человека слуха, у всех есть, он развивается. Но вообще скрипка меня долго не увлекала. До момента, когда Валя привела к нам своего ухажера-гитариста. Давай поимпровизируем? Начинай! И вот тогда я реально заинтересовался. И этот эксперимент я повторял много раз в жизни. Или вот я играл на одной ноте, а вокруг были секвенции, и моя эта нота оказывалась окрашена в разные цвета. Ну как это могло не заинтересовать меня?
О Львове
Львов, где проходило мое детство — особое место. Это последний большой культурный город в Советском Союзе, дальше Европа. Поэтому там играли Рихтер, Ростропович, Коган и все молодые, Третьяков. Выезжая из Советского Союза, они все давали концерты во Львове, и возвращаясь в СССР, опять-таки давали концерты. Там была очень богатая, насыщенная культурная жизнь. Свой камерный оркестр был. Что там сейчас, я не знаю. Наверное, традиции все-таки сохранились. Мало кто знает, что раньше этот город назывался Лемберг, а не Львов, и было золотое культурное кольцо, куда входили Прага, Дрезден, Лемберг и другие, где обязаны были профессора давать мастер-классы в каждом из них, а сын Моцарта даже преподавал.
Почему Шостакович последнее произведение написал для альта
Я не уверен, что Шостакович знал, что это его последнее произведение. Так уж получилось. Если интуитивно копнуть, то там обращение к Бетховену. Но важнее обращение к «Дон Кихоту». Альт тянет. Там во второй части «Игроки». «Лунную» там играть незачем. Я с большим удовольствием был Санчо Пансой. Обращение к альту у Ростроповича не случайно.
О своем альте
Он 1758 года, ему 265 лет. Он родной брат альта, на котором играл Моцарт. Тот же мастер. И я играл на том альте, на котором играл Моцарт. Он родной брат. Скрипка хуже. Там было три инструмента: скрипка, альт и клавесин. Бургомистр Зальцбурга с нашим министром иностранных дел Шеварднадзе подписал договор, и впервые со смерти Моцарта эти инструменты зазвучали вместе. Это был исключительный случай, когда политика помогла. Инструменты были же под стеклом. Я жил в общежитии на Малой Грузинской, мне пришла записка от профессора Борисовского: «Приезжай, твой итальяшка тебя ждет». Борисовский любил большие альты. Но он помог финансово. Она треть моя, заработанная гитарой, еще треть дедушкина, и папа мой одолжил от друзей, и Борисовского доля. А стоило это как половина «Запорожца», а стоил он то ли 3600, то ли 4200 рублей.
Что он играет в «Русской песне» из оперы «Мавра» Игоря Стравинского
Это опера, там поет выпивший человек. Которого застукали, а он переоделся в женщину. А Стравинский меняет размеры, и все звучит коряво. Ну, пьяный человек! Глубже, чем сегодня, я в этот образ еще не входил.
О перспективах образовательных центров Башмета
У нас четвертый приезд в Норильск за 3 года. Больше стало желтых домиков, в колледже красили прямо в момент нашего приезда. Много красивых девушек и парней в музыкальном колледже. У образовательного центра есть цель: приобретение профессии. Ему светит попадание во Всероссийский Юношеский оркестр, там он попадает в состязательную среду. Он стремится в Москву и Петербург. Педагоги приезжают на несколько дней в течение года. По набору инструментов в Норильске есть такие, что не в каждом городе с консерваторией есть. При этом образовательный центр появился в сентябре прошлого года, сегодня нельзя показать реальных успехов. Эта система начинает функционировать, начинает работать. Терпение — и результат приходит. Когда мы начинали, было проседание русской исполнительской школы по многим инструментам. Сегодня мы работает в 16 городах.
Записал Вадим ПОНОМАРЕВ
Комменты